Беседовал: Михаил Киселев
Интервью проведено в рамках проекта «Динамика религиозной ситуации и конфессиональная идентичность в Московском регионе». При реализации проекта используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68-рп и на основании конкурса, проведенного Национальным благотворительным фондом.
— Дмитрий Александрович, можно ли сказать, что в современной России существует паритет межрелигиозных отношений, или, фактически, в нашей стране есть гонимые, терпимые или даже государственные религии? Как Вы считаете?
— Формально выглядит, что паритет есть, однако на практике мы видим другую картину. Именно факты указывают на то, что у нас есть признанные религии, есть терпимые, гонимые. Примером гонимых религиозных организаций могут быть Свидетели Иеговы, которых фактически изгнали из государства. А вот к терпимым я бы отнес протестантов из числа баптистов, пятидесятников, харизматов как раз потому как особых и преференций никаких нет со стороны государства, и в тоже время нет какой-то откровенной конфронтации. Можно назвать это сдержанным отношением. А вот отношение к православию вполне себе можно счесть за государственное признание. Даже те же посылы, когда по центральным каналам телевидения мы видим президента, премьер-министра, осеняющих себя крестным знамением во время главных христианских праздников в православном храме. Это определенная трансляция обществу об отношении, месте и роли православной церкви в нашей стране. Протестантизм таким отношением похвастаться не может.
— Как Вы считаете, а есть ли какие-либо религиозные организации, которые хотели бы, если этого паритета в нашей стране не существует, создать его? И, если да, то как бы они это делали?
— Возможно, попытки где-то местами и осуществляются, но на мой взгляд сегодня нет такой религиозной организации, которая была бы технически способна добиться этого паритета. Одну из главных причин, прежде всего, я вижу во внутриконфессиональной несогласованности. Сложно чего-то добиться, когда есть разные взгляды пасторов и служителей протестантских церквей на религиозно-общественную активность. Можно сказать попытки есть, но пока они очень слабые. Здесь еще нужно добавить, что сам протестантизм в России представлен многообразием неоднородных деноминаций. Отсюда складывается недостаток слаженности для того, чтобы создать сколько-нибудь значимый прецедент и выступить с какой-то инициативой, условно говоря, конкурентноспособной православию. Поэтому, я думаю, что на сегодняшний момент пока нереально добиться этого паритета.
Плюс ко всему, ситуацию осложняет все та же преамбула нашего закона о свободе совести, когда отводится особая роль православной церкви. Для регионального чиновника, это прямое указание к действию.
— Несмотря на то, что de iure все религиозные организации равны перед законом?
— Перед законом именно так, все религиозные объединения должны быть равноудалены от государства, ибо провозглашено оно светским. Однако по факту мы видим, что вот эта равная удалённость очень условная, одни подальше удалены от государства, другие поближе.
— Скажите, пожалуйста, статистика, которую приводят разные исследовательские центры, по количеству верующих разных религиозных традиций, в том числе и протестантов, Вам кажется реалистичной? Эти данные у Вас вызывают согласие или ряд вопросов?
— Вопросы конечно есть. Что касается цифр, я думаю, что наверняка они имеют какое-то основание. Но то, в какой интерпретации эти цифры преподносятся, это существенно искажает реальную картину. Когда говорят о количестве тех же православных в стране, то даже сама православная церковь иногда удивляется эти цифрам и вынуждена вносить свои разъяснения по поводу того, что имеется ввиду, когда речь идет о 75 %, 80 %. Дело в том, что мы не видим такого количества людей в православных храмах.
Конечно большой вопрос – что это за православные которых опросили, что за протестанты, к которым подошли и спросили об их вероисповедной принадлежности? Важно понимать где, при каких обстоятельствах и каких людей опрашивали. Одно дело пришли в учебное заведение или опрос проводился где-то на улице. Результаты опроса, конечно, вызывают сомнения, потому что по факту эти цифры не дают объективной информации. И интерпретируют их как-то под своим каким-то углом не совсем понятным.
— Дмитрий Александрович, а какой, по вашему мнению, процент людей, называющих себя верующими, в том числе протестантами, действительно участвует в религиозной, церковной жизни?
— Ну, в этом, наверное, есть отличие протестантского устройства и православного. Не всякий человек сможет отнести себя к протестантизму в России, даже если у него есть немецкие корни. Для этого нужны весомые аргументы, а, как правило, у протестантов этим аргументом может быть, когда человек становится частью жизни церкви. Т.е. это человек, который погрузился в эту жизнь, который принимает активное участие, посещает не по праздникам, а это регулярное посещение, еженедельное посещение. Как правило люди тогда говорят, да я исповедую протестантизм. И на мой взгляд это порядка 1-2% населения страны.
По православным – как будто сами священники предполагают, что где-то это 7-10%, которые реально исповедуют православие, а не просто относят себя к определенной культуре. Однажды я читал статью одного священника, в которой он жаловался, что не может найти необходимые финансы на содержание храма внутри церкви, среди своих прихожан. По его словам чаще всего настоятелям приходится идти и просить помощи у тех людей, которые никогда не переступали порог церкви. И как правило эти люди, которые когда-то помогли православной церкви считают себя православными, православными не переступающими никогда порог церкви.
— Как Вы считаете, когда люди самоидентифицируют себя как приверженцев какой-то определенной религии, в каких случаях это, скорее, культурная идентичность, а в каких – религиозная? Или, по Вашему мнению, нельзя разделять идентичность на культурную и религиозную?
— У нас в стране с учетом того посыла, который есть от государства, того, что мы видим на телевидении, в СМИ, естественно большинство людей отождествляют себя с православием, исходя чисто из культурных парадигм, истории, исторической преемственности, что испокон веков – мы Русь православная. Большинство придерживаются именно культурного отождествления себя с православием. У протестантов такого нет. Человек осознанно должен был что-то внутри себя пережить для того, чтобы стать частью протестантизма. Для православия ребенок рождается, он еще ничего не понимает, его крестят. Соответственно, он уже приобщился к православной культуре, у него уже есть какая-то православная история. И пусть это будет его единственным визитом в храм, родители ребенка будут убеждать все его детство в том, что он православный, указывая на дату крещения и крестик на шее.
— Скажите, пожалуйста, а в Московском регионе, разумея под этим Москву и область, какая есть специфика в количестве верующих, в представленности различных религиозных традиций, их активности? Есть для Московского региона что-то характерное только для него?
— В большей степени моя практика, это опыт региональной работы в сфере гос-конфессиональных отношений. В Москве я не так давно и для меня наиболее ярко выделяется дипломатия, которая царит здесь, со всеми вытекающими отсюда последствиями. На мой взгляд, связано это скорее всего с тем, что в Москве много всевозможной, если можно так сказать, субкультурной экзотики, в том числе люди различных исповеданий. Также, огромные потоки миграции с различными культурными мировоззрениями. Здесь личными убеждениями не удивишь никого, возможно поэтому никого не настораживает активность христиан, тех инициатив с которыми они выступают. Здесь я вижу взаимное принятие на уровне священнослужителей, когда представитель отдела внешних церковных связей Русской православной церкви может приехать в протестантскую церковь и провести семинар об истории церкви и это всегда с воодушевлением принимается.
Также я принимал участие в отделе внешних церковных связей русской православной церкви по обмену опытом социальной работы. Это тоже, я считаю, позитивная динамика взаимоотношений, которая сильно бросается в глаза на фоне региональной ситуации. Со стороны Московских властей можно также заметить стремление к конструктивному диалогу с различными конфессиями. Департамент национальной политики и региональных связей Правительства Москвы очень адекватно работает с религиозными организациями, очень взвешенный подход, дипломатичный подход, вникают в ситуации, разбираются с какими-то острыми вопросами, решают их. Чуть дальше от Москвы ближе к регионам, специфика гос-конфессиональных отношений местами заметно меняется. Как будто в регионах каждый чиновник сам определяет для себя политику отношений с религиозными объединениями.
— А как Вам кажется, это исключительно московская уникальная ситуация или это просто эффект мегаполиса?
— Конечно, есть эффект мегаполиса. Миграция людей оставляет большой отпечаток и в то же время город федерального значения придает все-таки свой оттенок, когда и уровень образованности, уровень информированности людей намного выше. Эксперты утверждают, что чем дальше от центра, тем ситуация государственно-конфессиональных отношений сложнее.
— Скажите, пожалуйста, есть ли какие-то проблемы в межрелигиозных отношениях или отношениях между светской и религиозной культурой? Может быть, существуют, какие-то контексты или, может быть, даже тренды ситуаций, в которых чаще всего возникает подобная конфронтация? Есть ли какие-то тенденции в данных вопросах в последнее время?
— Я думаю это даже не в последнее время, а достаточно давно тянется. Просто может быть иногда это более остро воспринимается. У нас где-то разный уровень критичности. Это прозелитизм, конечно. В чем подвох заключается? Как будто и выхода нет. Когда мы говорим о православной церкви, то они утверждают, что Россия – это русская земля, каноническая территория русской православной церкви. Соответственно какую бы религиозную активность кто не проявлял, автоматически будет заниматься прозелитизмом. И почему я сказал, что на уровне Москвы дипломатия в этом плане? Если здесь все достаточно гладко проходит, как-то удается договариваться, то в регионах это наиболее острая проблема. Есть более сложные регионы когда вот эта конфронтация связана именно с прозелитизмом. В некоторых регионах дело доходит до судов, до всяких разбирательств, до негативных заметок в СМИ, теле сюжетов, нагнетающих напряжение.
— Как Вы считаете, в протестантской среде и в других христианских конфессиях существует фундаментализм?
— Фундаментализм существует в любой конфессии. Протестантизм еще более неоднороден, чем православие. Там есть консервативные деноминации такие, как не регистрированные баптисты, пятидесятники, которые стоят еще на старых традициях, с подозрением относятся ко всему: к власти, ко всему прогрессу. Но, как правило протестанты научились уживаться вместе сейчас. Особенно в современном мире, перестали заострять свое внимание на какие-то свои разночтения, внутренние догматы и установки. Начали больше принимать друг друга, поэтому сейчас каких-то явных напряжений нет. Буквально еще в 90-х можно было встречать в СМИ статьи, когда одна деноминация на другую может сказать, что это не протестанты, держитесь от них подальше. Так вот сейчас уже такого нет.
— Т.е., не смотря на разнородность, какая-то сплоченность есть?
— Определенно сплочение есть. Часто это сплочение может быть на фоне каких-то современных вызовов, возникающих со стороны властей или других конфессий. Ярким примером этому может быть ситуация в Саратове, город, в котором я служил около двадцати лет. Как раз именно на фоне конфронтации с православием, ну и, соответственно, с государством потому, что местные православные священники накручивали чиновников, те соответствующим образом реагировали по линии МВД, прокуратуры и другим, высвобождали массовые проверки, выписывали какие-то штрафы, затевали суды и многое другое.
Соответственно на фоне этих вызовов протестанты начали договариваться друг с другом и практически уже во многих регионах сегодня образовались советы глав протестантских церквей. Туда вошли все основные деноминации: лютеране, методисты, адвентисты, баптисты, пятидесятники, харизматы, где они уже смогли вместе решать какие-то вопросы. Каждый год становится традицией проведения общих мероприятий, праздников, концертов. Эта тенденция набирает силу в последнее время.
— Скажите, пожалуйста, как Вы думаете, возможна ли такая ситуация, когда верующие выйдут на улицы протестовать против чего-то или наоборот, чтобы поддержать что-то? Можно ли подобную ситуацию как-то описать качественно, количественно с Вашей точки зрения? Например, протестанты готовы выйти ради чего-то? Возможно ли подобное? И, если возможно, то сколько? И, главное, кто это будет? Молодежь? Или это будут люди среднего возраста? Или, если вдруг соберутся выходить, то есть способы такую ситуацию урегулировать?
— Вообще, нужно понимать, наверное, само учение протестантов. Хотя, украинские события показали, что разночтение возможно и у протестантов. Сегодня российские и украинские протестанты не совсем поняли друг друга в вопросах участия в митингах. Часть украинских протестантов принимали участие в событиях на Майдане, российские протестанты это не поддержали. Что касается РОСХВЕ, то наша все-таки позиция исходит из понимания библейских текстов Нового завета, когда мы нигде не находим, чтобы Иисус Христос призывал кого-либо куда-то выходить, побуждать кого-то митинговать, т.е. не было случаев, хотя…
— Торговцев ведь выгнал из храма?
— Торговцев выгнал, но это была скорее священническая ревность, если можно так выразиться, внутрицерковная, но никак не политическая. Если брать политический контекст, то, например, ситуация еврейского народа… Они-то как раз-таки жили внутри Римской империи, были порабощены другим народом. И в этих условиях Иисус Христос никогда не призывал евреев к тому, чтобы куда-то выходить и чего-то требовать. Господь Иисус чаще всего учил еврейский народ как жить посреди этих условий. Он не говорил против рабства, а говорил, как рабам поступать. Ничего не говорил против господ, владеющих рабами, а учил их как надо обращаться с рабами. Т.е., по сути он не выступал никогда против какого-то политического устройства. Вот в этой же связи протестанты чаще всего не склонны к тому, чтобы выходить на какие-то митинги, и более того, у протестантов есть четкое понимание роли государства.
Несмотря на тяжелейшие времена для русских протестантов, когда они столкнулись с атеистическим государством советского времени и не менее тяжёлые времена для немецких протестантов, заставших гитлеровский режим, именно библейское отношение к государству устойчиво сохраняется до последних лет. Евангельские верующие признают государство, даже если оно будет несправедливым или «демонизированным». Объяснение этому находится, непосредственно в новозаветном учении, описывающим встречу Христа с Понтием Пилатом, представителем власти римского государства. Смерть Сына Божьего, как результат этой встречи, так или иначе была связана с действием государства, а следовательно, государство, казалось бы несправедливо действующее, стало участником Божьего замысла спасения человечества через смерть и воскресение Христа. Протестанты, в отличии от социальных позиций мусульман, католиков и православных, подчеркивают тем самым высокую значимость государства. Поэтому протестанты чаще придерживаются того, что, всякая власть дана от Бога. И тогда мы молимся, благословляем власть, молимся за политические события, которые происходят. Соответственно, выходить куда-то на митинги для церкви, это не её предназначение.
— А если это не в протест, а в поддержку?
— В поддержку возможно. Буквально в прошлом году, 4 ноября, в поддержку мира, согласия и единства России от РОСХВЕ около полутора, двух тысяч человек вышли и прошли в общей колонне, чтобы поддержать государственный праздник.
— Скажите, а люди, которые участвуют в такой активности, они кто по своему социальному статусу? Молодежь?
— Это люди разного плана. И молодежь, и средний возраст. Конечно, пожилым людям сложнее с перемещением, особенно по Москве, поэтому это больше средний и молодой возраст, студенческий.
— А подобная активность в какой форме мобилизуется? Через социальные сети? Или есть другие, более специфические для верующих, каналы?
— Я думаю, что у протестантов не работает просто какое-то объявление в соц. сетях или где-то еще. Люди пока не поймут важности, они никогда не примут участия. То есть, если просто сделано объявление, что «тогда-то и тогда-то будет это, приходите, добро пожаловать» – это вряд ли. То есть это действительно где-то нужно людям объяснить, почему им нужно потратить свое время, свой выходной, свободное время, почему им нужно в этом участвовать. И тогда, если люди видят важность, тогда они могут принять участие и при разрешении быть…
— А эффект «сарафанного радио», как Вы думаете, тут работает?
— Нет, не работает. Как правило, это обращение пастыря, обращение каких-то авторитетных людей, которым люди доверяют, которые просто так не будут говорить, тогда это действительно важно. Как правило, это так.
— Скажите, пожалуйста, с вашей точки зрения, бывали ли случаи, когда государство использовало верующих в каких-то своих целях? Или наоборот, когда религиозные объединения использовали государство? Существует ли какая-то симфония между государством и религиозными организациями, как Вам кажется?
— С учетом современных политических технологий религиозные организации не всегда догадаются, что их использовали. Чаще всего, по крайней мере, по протестантским церквям я могу видеть, как они оказываются разменной монетой, и не всегда пастор, священнослужитель сможет это увидеть. Почему? Потому что, чаще всего служители протестантской церкви, наиболее ориентированы на то, чтобы заботится о людях, о пастве и больше занимаются этим. Как правило, они искренни, где-то наивны, верят в правду, в чистоту, и не всегда могут распознать, что их использовали.
— А Вы не могли бы пример какой-нибудь привести, пожалуйста?
— Был случай, когда местная администрация в лице одного чиновника предложила местной религиозной организации взаимодействие. И, конечно же, протестантская церковь открыта к взаимодействию, всегда готова к тому, чтобы строить государственно-конфессиональные отношения. Суть предложения заключалась в перечислении денег церкви на облагораживание города. Выглядело все вроде бы обоснованно, вкладываться в город, в свой район. Через какое-то время служители поняли, что на самом деле ни на какое озеленение эти средства не идут, а идут в карман кому-то из сотрудников администрации. В данном случае воспользовались социальными настроениями протестантов, воспользовались этим в своих интересах.
Были случаи, когда протестантов разыгрывали как политическую карту. В качестве отвлекающих маневров, указывали на деятельность так называемой страшной и опасной секты, чтобы отвлечь внимание от более серьезных проблем, чтобы общество говорило на эту тему. Это, наверное, самый частый прием, который используется, когда какие-то громкие разоблачения случились, какого-то там пастора где-то на чем-то поймали. Что-то такое, хотя, по факту, ничего подобного не происходило, просто нужно было использовать такой прием.
— А обратных, позитивных, ситуаций не случалось, когда протестантские церкви обращались за поддержкой и ее получали?
— Опять же, повторюсь, что в разных регионах различные ситуации и разные взаимоотношения с государством. Могу привести пример в Тюмени, когда была более адекватная ситуация со стороны органов власти…был положен асфальт, была проложена дорога к реабилитационным центрам протестантской церкви. Увидели в этом смысл, за свой собственный счет сделали эту дорогу. Помогли с помещениями, какими-то стройматериалами. Есть случаи, когда помогают и землей, и помещения выделяют.
— А в Московском регионе это находит какой-нибудь отклик, нет?
— В Московском регионе отклик есть. Но здесь сложнее с материальной помощью, потому что все-таки много всего происходит, но стоит отметить, что власти открыты к социальным инициативам. Департамент национальной политики и региональных связей правительства Москвы поддерживает наиболее социально-значимые проекты, особенно межконфессионального характера в масштабах города, региона.
— Как Вы думаете, религиозные организации, в частности, протестантские, в России могут быть социально-полезными? Как они, как объединения, в этом направлении работают?
— Да, конечно, в первую очередь, я бы назвал работу реабилитации алко- и наркозависимых. Это, наверное, самая результативная на сегодняшний день, работа протестантов. Более 500 центров по всей стране с высоким процентом людей, которые ресоциализируются, восстанавливаются и, наверное, ни один другой центр реабилитации, ни государственный, никакой другой конфессии, наверное, не сможет конкурировать на сегодняшний день не по результатам, не по масштабам этой работы. Это один из примеров социальной полезности.
Также можно говорить и о работе по вопросам семьи. Сегодня протестантские церкви имеют очень много различных программ по поддержке семей: против абортов, восстановление, сохранение семьи, решение кризисов в семье, по воспитанию детей. В этом плане большая работа. Протестантская церковь очень богата на социальные инициативы, дали бы больше возможностей, возможно, и больше смогли сделать. Все-таки протестантская церковь стоит на одной из главных посылов Евангелия, когда Иисус в своей главной проповеди, Нагорной, в пятой главе говорит о том, чтобы мы творили добрые дела, потому что в добрых делах есть свет Иисуса Христа. И вот с этим осознанием протестанты сегодня и действуют и существуют. Поэтому, я думаю, что для государства это самая, наверное, конструктивная сила, которая способна поддержать и быть надежным социальным партнером.
— Скажите, пожалуйста, в межконфессиональном, межрелигиозном социальном сотрудничестве принимают участие протестантские церкви?
— На уровне Москвы проходит очень хорошая акция «Межконфессиональный футбол», где принимают участие различные организации, в том числе мусульманские Есть еще инициатива межконфессионального донорства. Подобные мероприятия содействуют не только здоровому образу жизни, пропаганде донорства, но и укрепляют мир и согласие между религиями. Именно социальное взаимодействие, это, наверное, главная тема для межрелигиозного диалога. Чаще всего это находит отклик. Также есть встречи с представителями православной церкви, когда мы обмениваемся опытом и принимаем решения, что можно делать вместе, отбрасывая наши разногласия и различия. Все-таки, когда речь идет о социальном благополучии общества, здесь нет места разбирательствам с догматами друг друга.
— Спасибо. И последний блок вопросов. Как Вы думаете, каков уровень социальной напряженности в современном российском обществе?
— Я думаю социальная напряженность на сегодняшний день не выходит за рамки необычного уровня, были времена, когда этот уровень был намного выше. Этот процент сейчас не критичен. Местами есть недовольства, хотя экспертами отмечается, что в 2016 году рост напряженности намечался по ряду критериев: трудовых протестов, недовольство размером зарплат, невыплатой зарплат, сокращения в связи с экономическим кризисом. В этом году экономическая обстановка стабилизировалась. Поэтому можно отметить тенденцию к понижению уровня социальной напряженности.
— Скажите, пожалуйста, как Вам кажется, какое место занимают религиозные организации в рейтинге доверия населения?
— Сложно однозначно ответить на этот вопрос. В СМИ нередко можно встретить различного рода материалы конфликтных ситуаций с участием церкви. Один из ярких примеров, ситуация вокруг Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, когда возник конфликт между церковью и обществом. На фоне таких ситуаций естественно рейте доверия падает. Поэтому сложно сказать, действительно ли доверяет общество и, смотря в каких сферах доверять? Если взять банальный, частный случай, когда меня где-то на дороге останавливает сотрудник ДПС, просит предъявить документы, спрашивает о месте работы, спрашивает о самочувствии, об употреблении алкоголя. И если я отвечаю, что священнослужитель, то в большинстве случаев инспектор обязательно попросит пройти алкотест. Потому что в этой сфере, опять же не без помощи СМИ, начинает складываться определенная репутация и для меня это знак того, что есть сомнения в моральном облике священнослужителя. Всякие такие случаи подрывают доверие.
Те цифры, которые называют сегодня о доверии церкви, на мой взгляд, это преувеличено. К сожалению сегодня есть много негативных поводов с участием представителей церкви, которые вызывают общественный резонанс. И, наверное, сегодня стоит более активно обсуждать эту тему внутри самой церкви, попытаться пересмотреть свои собственные нравственные установки, стандарты, которым необходимо было бы держаться. Доверие формируется не так просто, а теряется легко. Также, когда церковь каким-то образом бывает замешана в политике, когда всплывают случаи коррупции, все это тоже минусом идет. Искренне верующие всегда будут смущены из-за этого, что также скажется на доверии. Поэтому представителям религиозной сферы есть над чем работать.
— Если бы Вас попросили бы выстроить этот рейтинг, кого бы Вы поставили на первые три места?
— На мой взгляд, сегодня невозможно конкурировать с влиянием Президента, президентской администрации, силовых структур. Сохраняются высокие рейтинги СМИ, которые продолжают влиять на общее восприятие россиян общественно-политической ситуации в стране и за рубежом. Религиозные организации пока далеки от первых мест, но конкуренцию политическим партиям вполне уже могут составить.
— И последние два вопроса. Первый: в каких формах, по Вашему мнению, существующая социальная напряженность может выплеснуться?. И второй: могут ли религиозные организации что-то этому противопоставить? Как-то поучаствовать в минимизации этого напряжения, перенаправить его, или даже смягчить. Что религиозные объединения могут сделать в подобной ситуации?
— Одна из чувствительных сфер напряженности, это национальный вопрос. Нам известен печальный опыт в регионах, где были достаточно серьезные столкновения именно на национальной почве. К этому вопросу часто приплетают какое-то религиозное исповедание. Это все, конечно, может вылиться в активные столкновения. Религиозные организации в первую очередь здесь могут быть ответом на эти вопросы, особенно проводя различного рода мероприятия, направленные на мир и согласие между религиями, национальностями, взаимодействиями с мусульманскими организациями, православием, протестантизмом. Это взаимодействие, я думаю, нужно поддерживать активно, особенно со стороны государства, силовыми методами мы не сможем решить суть проблемы. В качестве профилактики религиозные организации были бы очень хороши и эффективны, особенно когда ими инициируются мероприятия образовательного уровня, разные совместные круглые столы, совместные социальные акции и спортивные мероприятия.
В Москве есть инициатива о создании межконфессионального молодежного движения при Общественной Палате, где была бы представлена молодежь и мусульман, и православия, и иудеев, и протестантов. Это очень важный момент и полезная инициатива, я думаю, в этом плане религиозные организации могли бы сыграть решающую роль. Религиозные организации могли бы сыграть важную роль и при возникновении социального напряжения в экономической и трудовой сфере. Например, протестанты, исходя из Евангельского учения, занимают позитивную позицию, живя и в бедности, и в богатстве. Апостол Павел писал: «Я могу жить и в скудости, и в изобилии». Такое понимание о том, что есть разные времена, сдерживает социальное напряжение. К этому можно добавить ту же либерализацию, которая идет с Запада в сфере моральных и нравственных ценностей. Здесь также наши российские религиозные объединения имеют большой вес и сдерживающий фактор, потому как стоят все-таки на традиционных ценностях. Все российские конфессии едины во взглядах на семью, традиционное классическое понимание где есть муж и жена, есть деторождение. Поэтому, на сколько возможно мы будем отставать традиционные моральные и нравственные ценности.
— И при этом, не выходя с протестами на улицы… другими методами.
— Да, абсолютно, не выходя. Вообще, протест это самый неэффективный инструмент — прийти, где-то вылить свое недовольство. Здесь важно действовать на уровне предупреждения этих настроений. И сегодня много есть инициатив поддержки тех же малоимущих, людей, которые оказались в кризисной ситуации. Церковь приходит на помощь и это очень важный фактор.
— То есть лучший способ сохранить традиционные ценности – пропагандировать их личным примером?
— Абсолютно точно!
Источник: relig
| ||||
| ||||
| ||||
| ||||
| ||||
