Влияние протестантизма на этику

 Если уж говорить о влиянии протестантизма на общество, то невозможно пройти мимо такого термина, как «протестантская этика».

Этот термин принадлежит известному немецкому социологу Максу Веберу (1864-1920), впервые употребившего его в своей нашумевшей работе «Протестантская этика и дух капитализма».
 
В этой книге, опубликованной в 1905 г.,  Вебер замечает, что в Германии имеет место «несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предпринимателей», и наоборот –  «незначительная роль католиков». Впрочем, эту закономерность не раз замечали и до Вебера.
 
Обсудив эти факты и выяснив, что их нельзя объяснить какими-то побочными причинами, он заключает: «Причину различного поведения названных вероисповеданий следует поэтому искать прежде всего в устойчивом внутреннем своеобразии каждого вероисповедания, а не только в его внешнем историко-политическом положении».
Иначе говоря, протестантизм не просто стимулировал развитие капитализма. Протестанты стали носителями подлинно евангельского отношения к труду, к этике межличностных отношений.
Таким образом, термин «протестантская этика» стал своеобразным комплиментом протестантам, сумевшим возродить новозаветные принципы в сфере производственных отношений.
Критики этой теории указывают на то, что якобы протестанты стали служить богатству как таковому. Это не так. Протестанты впервые за много лет заявили, что любой труд может быть служением Богу, и как следствие, может приносить прибыль, которую тоже нужно использовать по-христиански: помогая бедным. Ведь и идея благотворительности впервые зародилась именно в протестантской среде.
 
Если подходить к проблеме схематично и упрощенно, то можно сказать так: у католиков и православных труд — это чаще всего проклятие Божье. Временная и тяжкая обязанность. Для протестанта же труд — это служение Богу и ближнему. Протестанту не важно тачает ли он сапоги, печет ли пироги, или проповедует в церкви — любым трудом он служит Богу. А Бог, видя такое усердие, благословляет трудящегося.
 
Уже в первые века существования христианства, греческая философия неоплатонизма оказала большое влияние на христианских мыслителей. Одним из результатов такого влияние стало появление тенденции разделять мир на сферу духовною и материальную.
 
Мир материи считался второстепенным. Логическим следствием такого отношения к миру материи стало идеализация духовной жизни и бегство из мира человеческих страстей. Идеалом духовности было монашество, которое превозносило жизнь аскетизма, поста, молитвы. Жизнь в миру, — выполнение ежедневных обязанностей связанных с мирской жизнью, — не имела особой ценности.
 
Но Лютеру и Кальвину принадлежит великое открытие в отношение жизни в миру. Они заставили нас по-другому посмотреть на мир, в котором мы живем и трудимся. Они создали концепцию, которая называется доктриной призвания. В книге Бытие мы обнаруживаем, что еще до грехопадения человечества, перед Адамом была поставлена задача возделывать сад.
 
В послании к Кол. 3:22-24 апостол Павел обращается к верующим рабам, призывая их добросовестно трудиться. А дальше он делает довольно радикальное заявление: он утверждает, что когда человек делает любую работу, даже самую незначительную или не квалифицированную, он служит Христу и что за добросовестный труд нас ждет одобрение и награда от самого Господа.
 
Сегодня очень трудно убедить человека, чтобы он трудился добросовестно. Евангельская вера говорит, что есть смысл в человеческом труде. И дело даже не в деньгах. Дело в том, что мы служим Христу. Если человек честно, добросовестно работает, если студент, и добросовестно готовиться к экзаменам, чтобы стать хорошим специалистом, то все это — служение Богу. А недобросовестное отношение к повседневным обязанностям – это грех. Дуализм мира материи и духа рушится, потому что и тот и другой мир — это дело одного и того же Творца.
 
Такой подход стал возможным только благодаря уникальности протестантского богословия. Уникальность евангельской веры в том, что она приносит мир в сердце человека. И отсюда вытекает фундаментальный этический принцип евангельского верующего: мы стремимся к святости не потому, что мы боимся остаться вне дверей вечной жизни, а потому что мы благодарны Богу за то, что он сделал для нас, и потому что мы не можем жить по-другому.
 
Протестант не вынужден жить в страхе, опасаясь за свою вечную судьбу. Он может расслабиться и обратить должное внимание на ближних, так как не беспокоится более о том, «чтобы самому спастись». Именно поэтому протестант не уходит «спасаться» в пустыню, а живет в обществе и работает на благо свое и общества.
 
Евангельские верующие убеждены, что с момента обращения человека к Богу, человек обретает духовное рождение посредством Святого Духа. Первые страницы святой Библии знакомят нас с историей сотворения нашей вселенной. Читая эти страницы мы узнаем, что человек был сотворен по образу и подобию Божию. Но в Новом Завете, когда речь идет о последователях Христа, используется другое слово — не сотворить, а родить. Сотворенное по образу, несет подобие творца, рожденное несет саму жизнь родившего.
 
Евангельские верующие верят в то, что последователи Христа несут в себе саму жизнь Бога, они становятся другими существами, с другими ценностями, другими целями и стремлениями. Бог в результате возрождения обновляет сердце и ум человека. Духовная зрелость, которая выражается в жизненной мудрости и примерном поведении есть результат духовного рождения.
 
Это верование (типично протестантское, ибо ни в православии, ни в католицизме учение о рождении свыше не развито) накладывает отпечаток на поведение христианина в быту и на производстве.
 
Протестант старается жить, как дитя Божье. Жить и работать честно, как и подобает наследнику Христа. Если для православного и католика основная встреча с Богом осуществляется в причастии, то протестанту нет нужды ожидать причастия, мы всегда в общении с Христом. Ничто другое кроме личной встречи с Богом не может так переворачивать жизнь грешника. Именно это ощущение, что Бог находится рядом всегда, когда ты работаешь или отдыхаешь, сделало протестантскую этику революционной.
 
Для настоящего протестанта немыслимы преступления, а грех превращается в катастрофу. Ведь рядом Тот, Кто абсолютно свят. При Нём грешить и совершать преступления, по меньшей мере, неловко, а по большому счету просто немыслимо.
 
Именно поэтому количество заключенных протестантов в России ничтожно мало по сравнению с количеством преступников, называющих себя православными.
 
Аристотель сказал, что самое высокое благо в жизни, самая большая радость и удовольствие в жизни, это жить для какой-то цели. Евангельский верующий не просто спасается для вечной жизни. Евангельский верующий спасается для служения, для созидания Божия царства. Каждый евангельский верующий – это священник Бога. Никто из последователей не может сказать, что он не нужен Богу, что Бог безразличен к нему. Напротив, каждый верующий – это член единого тела церкви и у каждого члена есть своя роль, отведенная Богом.
 
Протестант прекрасно осознает, что эта роль может быть неглавной, но всегда должна быть положительной. И, разумеется, протестант относится к своему собрату, как к чаду Божьему. Отсюда подчеркнутая западная вежливость и улыбчивость. Современный запад давно уже отошел от идеалов протестантской реформации, но евангельская привычка доброго отношения к ближнему осталась.
 
К сожалению, протестантизм в западных странах превратился в некое номинальное религиозное самоощущение, и, как следствие, утратил влияние на этические идеалы большинства людей.
 
Но не все так печально. Истинно рожденные свыше христиане есть и по-прежнему влияют на мир положительно. Протестантизм — евангельская вера, и она уникальна. Она обладает жизненной силой. И эта сила, преодолевая культурные, социальные, национальные различия распространяется по нашей планете, приобщая все новых и новых последователей.
 
Павел Бегичев специально для www.protestant.ru

Влияние протестантизма на искусство

Те же самые процессы, которые привели Церковь к Реформе,

повлияли и на всю европейскую культуру,

вызвав тем самым переход от Средневековья к Ренессансу.

Когда люди говорят о протестантской Реформации, многие даже и не подозревают, что те самые процессы, которые привели Церковь к Реформе, повлияли и на всю европейскую культуру, вызвав тем самым переход от Средневековья к Ренессансу.

На закате Средневековья сложилась во многом тупиковая ситуация. Религиозный консерватизм к этому времени стала приобретать все более и более жесткий характер. Любые творческие порывы человека, выходящие за рамки церковного понимания христианства, воспринимались как ересь.
Мышление, выходящее за пределы категорий определенных католической церковью, оценивалось как греховное и ложное. Апологеты средневекового мышления создали свои нерушимые каноны «правильного и неправильного» искусства, и преподносили их в качестве единственного источника истин. А на этом основании в любой экспериментальной деятельности видели опасность идеологической диверсии.
 
Все это существенно затормозило развитие культуры в целом, поскольку все сферы человеческой деятельности, включая искусство и философию, стали зависимыми от догматического и часто неадекватного понимания назначения искусства. Изначальные цели христианства — преобразить грешника Благодатью Божьей, дать человеку подлинную духовную свободу, добиться нравственного очищения на основе святой любви, увидеть в человеке печать Господа Бога — Духа Святого, все это усилиями схоластов было в значительной степени извращено. Естественно, что в этой ситуации возникают различные попытки преодоления устаревшей мировоззренческой платформы.
 
Эпоха Возрождения явилась ярким проявлением нового начала в христианстве. Ренессанс распространил свое влияние, прежде всего на духовные области человеческой деятельности. Это и понятно, ведь именно они первыми реагируют на свежие веяния. Меняется картина мира. На смену субъектно-объектных отношений с Богом, когда Бог является Объектом познания человека, одновременно порабощающим и угнетающим его, приходит понимание отношений с Богом, как субъектно-субъектных. Т.е. человек принимает благодать от Бога и начинает свое преображение в образ Божий.
 

Вся культура Возрождения и есть создание некоего гигантского пьедестала божественному величию человека, который осознал себя ответственным за выбор собственной судьбы и сотворцом окружающего мира.

 
Пышным цветом расцветает ренессансный индивидуализм, сущность которого проявляется в гипертрофированном ощущении своей самоценности, собственной созидательной функции. Важно то, что индивидуализм явился одним из важных условия развития возрожденческой культуры, потому что через индивидуализм деятели Ренессанса отстраняли себя от окружавшей их средневековой культуры, в рамках которой подобное творчество было бы невозможным. Ведь, с точки зрения средневековой системы ценностей, то, что совершали возрожденцы, их мысли и поступки являлись откровенной ересью.
 

Процесс формирования новой культуры неминуемо должен был отринуть старое для того, чтобы "выжить", стать новой культурой.

 
Для деятелей Возрождения античная культура была не идеалом, как многие ошибочно полагают, а скорее основой, отправным уровнем, ниже которого опуститься было нельзя. Происходит возрождение античной системы образования, формируются гуманитарные дисциплины, то есть ориентированные на проблемы человека и человечества. В этом ключе и возникает знаменитый ренессансный гуманизм.
 
Это еще была не Реформация, но предвестник Реформации.
 
Возрождение началось в Италии и постепенно продвигалось на север Европы. И чем севернее, тем сильнее влияние собственно христианского начала на процессы Возрождения. В Италии на ранних этапах Ренессанса сохранялось это влияние, что заметно, например, по творчеству такого уже ренессансного художника, как Сандро Боттичелли. В конце жизни он перестал писать картины, придя к выводу, что светское искусство и Бог несовместимы. Однако Высокое Возрождение в Италии, отмеченное именами Леонардо да Винчи, Рафаэля и Микеланджело, полностью освобождается от средневековых пут.
 
Иначе обстояло дело в Германии, Нидерландах. В искусстве этих стран мы замечаем сосуществование двух культурных начал: средневекового и возрожденческого, некий симбиоз. Большую роль продолжает играть символика, библейские сюжеты сохраняют свою религиозную значимость. И даже повышенная детализация связана прежде всего с тем, что мир, созданный Богом, требует к себе пристального и пристрастного внимания. Новое проявило себя в появлении обнаженной натуры, в повышенном интересе к быту. Из представителей искусства Северного Возрождения выделим голландских художников Яна ван Эйка, Иеронима Босха, Питера Брейгеля Мужицкого и, конечно, немца Альбрехта Дюрера.
 
Большинство из этих художников застали собственно протестантскую реформацию. Например Альбрехт Дюрер, хотя и умер до формального оформления протестантских конфессий, сложно достоверно утверждать, что он стал неофитом Реформации, однако его гравюры того периода, в частности несколько вариантов «Тайной вечери», явно показывают живой интерес к идеям, пропагандируемым Лютером, а именно к причащению для мирян не только хлебом, но вином.
 
А Питер Брейгель сблизился с выдающимся картографом Абрахамом Ортелием (1527—1598). Ортелий принадлежал к религиозному обществу «Семья Любви», члены которого, выказывая внешнее согласие с постулатами католической церкви, утверждали персональную связь каждого человека с Богом, не требующую сложного ритуала, — то есть на практике были чистейшей воды протестантами. Мы не знаем, стал ли членом этого общества художник, но характерные для «Семьи Любви» взгляды на взаимоотношения человека и Бога он разделял. Это заметно и по некоторым его религиозным картинам — таким, как «Успение Богородицы» и «Иисус и грешница».
 
Но время шло. И как бы там ни было, но культурные процессы, происходившие на севере Европы, тесным образом были взаимосвязаны с движением Реформации и рождением протестантской культуры.
 
Изменения, подготовившие приход протестантской культуры, начались достаточно рано. Здесь наиболее четко просматриваются прежде всего экономические процессы.
 
В XIV-XVI веках бурно развиваются новые формы производства, устанавливается система общеевропейских торговых связей, крепнет банковский капитал. Но главное, формируется человек нового типа — предприниматель, индивидуалист, постоянно расширяющий сферу своих интересов. Ведь в труде он видел не наказание Божье, а благословение Небес.
 
Труд воспринимался, как оказанное Господом доверие человеку.
 
С политической точки зрения, начинается эпоха сепаратизма.
Первым сформулировал принципы национального государства французский король Филипп IV. Надо сказать, что до этого момента Западная Европа не знала такого четкого деления по национальному признаку.
 
Католическая церковь вступает в полосу кризиса, постепенно теряет свое влияние прежде всего в политических процессах. Слишком заметное обмирщение церкви вызывает критику со стороны нарождающейся светской интеллигенции, которая выполняет социальный заказ правящей верхушки. Светским правителям необходима независимость от Римского престола. И самой важной задачей для мыслителей, не обремененных церковными путами, становится создание новой идеологии — идеологии буржуазного мира.
 
Важным процессом, сильно способствовавшим формированию новой культуры, стала Реформация во главе с немецким теологом Мартином Лютером. 31 октября 1517 года священник Мартин Лютер вывесил на дверях своей церкви в городе Виттенберг 95 тезисов, в которых выступил против римско-католической церкви. Этот день положил начало Реформации и привел к появлению нового направления в христианстве — протестантства. Сам термин возник в 1534 году, когда на Вселенском соборе последователи Лютера подали Римскому Папе протест.
 
Основные идеи протестантства таковы.
Церковь не имеет права отпускать грехи человека; спасает человека только искренняя вера; церковь не может быть посредником в общении человека и Бога, потому что Бог общается с каждым из нас лично; все люди равно грешны перед Богом, независимо от общественного положения, но каждый может обрести Божью благодать.
 
Именно поэтому один величайших художников, живших в эпоху протестантизма в протестантской стране — Рембрандт Ван Рейн создает свои потрясающие полотна, в которых идеи Реформации видны невооруженным глазом.
В картине «Возвращение блудного сына» (1669) блудный сын стоит на коленях, спиной к зрителю. И зритель, как бы, оказывается следующим «в очереди» за прощением Отца.
В картине «Воздвижение креста» художник рисует самого себя, распинающего Господа, как бы подчеркивая и свою виновность в распятии Христа, и Божью благодать, распространяющуюся на грешников всех времен и народов (недаром фарисеи и солдаты на картине одеты в одежды разных эпох и культур).
 
Протестантизм оказал влияние и на музыку.
Недаром подлинной вершиной музыкального искусства считается творчество протестанта И.С. Баха в произведениях которого впервые со времен средневековья ярко выражено экстатическое начало, показывающее близость отношений с Богом. Если для средневекового искусства подобные отношения с Богом были уделом лишь отдельных святых подвижников, то Бах провозглашает равнодоступность Божьей благодати как для мальчишек из школы Св. Фомы так и для убеленных сединами профессоров теологии.
А протестант Г.Ф. Гендель видел в своем творчестве Божий инструмент для нравственного преображения человека. Так он сказал однажды одному из своих почитателей: «Мне было бы досадно, милорд, если бы я доставлял людям только удовольствие. Моя цель — делать их лучше…».
 
Не только живопись и музыка, но и протестантская архитектура под влиянием идей Реформации превратилась в проповедь Евангелия. Даже православный поэт Тютчев был зачарован глубиной творческого замысла протестантских архитекторов:
 
Я лютеран люблю богослуженье,
Обряд их строгий, важный и простой, —
Сих голых стен, сей храмины пустой
Понятно мне высокое ученье.

Не видите ль? Собравшися в дорогу,
В последний раз вам Вера предстоит:
Ещё она не перешла порогу,
Но дом ее уж пуст и гол стоит, —

Ещё она не перешла порогу,
Ещё за ней не затворилась дверь...
Но час настал, пробил... Молитесь Богу,
В последний раз вы молитесь теперь.
 
Действительно, ведь пышное убранство православных храмов превращает религию в праздник, а, следовательно, в дело не повседневное, далекое от насущных нужд человека.
 
Приходить к Богу, как на праздник, а не жить Им каждую минуту — вот типичное средневековое мышление.
 
Протестантизм же своей нарочитой аскетичностью архитектуры, как бы указывает на то, что вера и жизнь с Богом — это совершенно обычное дело.
Повседневность и близость Бога к душе человека, когда есть время работать и отдыхать, воспитывать детей и готовить пищу, молиться и мыть посуду, читать Библию и постигать премудрости наук — это протестантская идея, которая была выражена в архитектуре, когда храм превращался в дом, а дом в храм.
 
Таким образом, мы видим, что протестантизм раскрепостил средневековое искусство, приблизил Бога к человеку, а человека к Богу. Протестантизм научил искусство проповедовать Евангелие, не превращая его в нечто сакральное и недоступное простолюдину. Протестантизм не примитивизировал путь человека к Господу, но вернул нас к подлинно библейской простоте.
Что и выразилось в лучших произведениях эпохи Реформации.
 
В статье использованы материалы:

Павел Бегичев специально для www.protestant.ru

Влияние протестантизма на науку

Почему-то многие до сих пор считают, что христианство и наука — «две вещи несовместные», как по другому поводу говаривал пушкинский Моцарт. И многим грезятся еще мифы, созданные советской атеистической пропагандой о попах-мракобесах, душащих всякую смелую научную мысль.

Нет, душителей-то хватало. Причем везде и всегда. И при христианстве и при атеизме и конфуцианстве вкупе с синтоизмом. Но дело ведь не в отдельных душителях, а в исторических фактах.

Ведь собственно то, что сегодня мы называем наукой и научным методом в строгом смысле этого слова начало зарождаться в христианской Европе приблизительно в 13 веке во время средневековых спорах об Истине и способах ее познания. Да-да, те самые христиане схоласты (слово это ныне приобрело отрицательную коннотацию, хотя от него происходит наше слово «школа»), рассуждая об Истине, выдвинули фундаментальную теорию эксперимента, заложив тем самым основы для современных признаков научности: верификации и фальсификации теорий.

Европейская наука шла вперед, и религиозное сознание помогало этому движению. Поэтому с приходом Реформации мощный импульс к развитию научного мышления был дан ярчайшими учеными протестантами.

Исаак Ньютон

Иоганн Кеплер

Майкл Фарадей

Готфрид Лейбниц

Роберт Гук

Роберт Бойль

Примеров можно было бы приводить еще много, но ясно одно — протестантизм в лице своих лучших представителей влиял на науку положительно.

Многие представители современной науки, к сожалению, с упорством достойным лучшего применения стараются отмежеваться от христианства. Забывая слова великого Ломоносова (учившегося, кстати, в протестантских странах): «Правда и вера — суть две сестры роднив, дщери одного Всевышнего родителя, никогда между собою в распрю прийти не могут... Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал свое величие, в другой — свою волю. Первая — видимый сей мир, им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его зданий, признал Божественное всемогущество, по себе дарованного понятия. Вторая книга — Священное Писание. В ней показано Создателево благоговение к нашему спасению. В сих пророческих и апостольских боговдохновенных книгах истолкователи и изъяснители суть великие церковные учители. А в одной книге сложения видимого мира сего физики, математики, астрономы и прочие изъяснители Божественных в натуру влияниях действий суть таковы, каковы в оной Книге пророки, апостолы и церковные учители».

Наука и вера не противоречат друг другу, но идут параллельными курсами. Наука может проникнуть в тайны ядерной энергии, но нужно христианство, чтобы эти научные достижения не превратили планету в большой ядерный гриб, а способствовали улучшению условий жизни на земле.

Ученые антиклерикалы утверждают, что церковная догматика душит научную мысль. А, дескать, наука-то свободна от догм. Однако честные ученые все же признаются, что в современной науке не все так хорошо, как декларируется. Как в старом еврейском анекдоте: «Чтоб мы так жили, как вы о нас думаете». Многие ученые соглашаются, что современная наука тоже связана набором догматов, подвергать сомнению которые мало кто решится, а если и решится, то встретит яростное сопротивление. Противоречия современной науки (когда, к примеру, физический метод настаивает на эксперименте, а математический на догме), по мнению многих ученых, вскоре приведут научный мир к взрыву, многие теории лопнут, подвергнутся коренному пересмотру. И вот тогда людям вновь нужны будут твердые основания для мировоззрения, которые не может поколебать наука, ибо эти основания духовные. Они предложены в Божьей Книге — Библии всему человечеству уже очень давно. А благодаря протестантизму, эти истины стали достоянием широких масс. Да и наука, «расколдованная» от атеистических догм должна идти рука об руку с верой и приносить пользу людям!

Павел Бегичев

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Как стать христианином – Христиане.ру