Занимаясь профилактикой наркомании и алкоголизма, я постоянно убеждался, что корни этих бед идут из детского возраста. Бог как-то подводил к этому.
Потом зашёл в районную администрацию в Новомосковске, а там висит объявление, что можно детей брать на воспитание. Мы с женой посоветовались, помолились и поехали.
Нам сообщили, что для усыновления надо проходить специальные курсы по психологии, по окончании которых в областной администрации признают, что нам можно давать на воспитание детей. На курсах учёба была по субботам и мы сказали, что в этот день не можем посещать занятия. Нам ответили, что ничем нам помочь не могут, что придётся ехать в Днепропетровск в администрацию и там разговаривать по этому поводу. И кстати, лучше Вам не говорить о том, что вы верующие…
Поехал я туда. Взял книгу Елены Уайт «Великая борьба» и другую духовную литературу. Рассказал о себе, что за вера, объяснил ситуацию… В конечном итоге психолог дала «добро».
Когда мы с женой пошли на курсы, на нас настороженно смотрели, особенно на жену. И на собеседование её вызвали первой. Поговорили, вроде бы расположились. И когда я пошёл, оказалось, что они знают адвентистскую благотворительную организацию АДРА, которая в 2008 и 2009 годах давала подарки детским домам. И когда они услышали, что эта организация от нашей церкви, то вообще «растаяли»! Потому что до этого у них было предвзятое мнение об адвентизме.
После того как мы прошли курсы по адаптации детей, нам предложили (а мы хотели взять одного, ну, двоих детей), точнее, позвонили и сказали, что в районном отделении больницы лежит ребёнок. Мы приехали смотреть, и оказалось, что у этого мальчика есть сестричка. Посмотрели сестричку и братика, а там ещё один ребёнок. Нам сказали: можете брать, можете не брать, но если его не забрать, то он пропадёт. Ребёнок был какой-то замученный, мы его и взяли третьим. Получилось у нас два мальчика и одна девочка. Еще смотрим: девочка (четыре годика), с мальчиками играется. И возникло ощущение, что надо ещё девочку.
В первые дни с детьми было тяжело, так как они до этого практически бомжевали. Не умели пользоваться ни вилкой, ни ложкой. Гигиена была на самом низком уровне.
Потом мы поехали в ту службу и сказали, что хотим взять ещё одну девочку. Они говорят: приезжайте. Но перед этим всем конечно мы просили: если есть на то Божья воля. И вот в детском доме в Днепропетровске нам показали фотографию троих детей.
Хотя, надо сказать, что детские дома сейчас не очень-то хотят отдавать детей. Идёт борьба. Они теряют детей и работу, поэтому настраивают детей, говоря, что их продадут на органы и т.д.
Дело в том, что государство хочет полностью расформировать детские дома и создать детдома семейного типа. Потому что существующие детские организации «работают на тюрьму».
Мы проводили служение в тюрьме и общались с заключёнными, которые приходили к нам на служение. Они практически все из детских домов. Дети, которые выходят из детских домов, совершенно не адаптированы к жизни в обществе. Они привыкли жить на полном обеспечении, и когда их выпускают в самостоятельную жизнь, то они сами себя обслужить не в состоянии.
Государство увидело, что детские дома работают опять на детские дома (получается замкнутый круг), и стало ориентироваться на проект семейного детского дома. Этот проект хотят внедрить, но дело в том, что очень мало желающих это сделать. У нас на район всего два семейных детских дома. Но наш семейный детский дом получается самый большой в районе, у нас детей девять человек!
- Ого!
Да. Но получилось так, что со службы приезжают и помогают нам, потому что это не так просто — воспитать детей, которых мы взяли. С ними нужно много роботать. И я вам должен сказать, чтобы направить этих детей в нужное русло здесь никак не обойтись без библейского слова. За три года у нас произошли большие изменения. У нас три девочки, но с ними уже такого не было как с предыдущими детьми.
