Однажды человек, обладавший большой властью и авторитетом, назвал одного очень известного богослова, своего современника «диким кабаном».
Конечно, я имею в виду Мартина Лютера. «Диким кабаном» Лютера назвал папа Лев Х в папской булле, согласно которой властью папы Лютер был отлучен от церкви. Название этого документа, присланного из Ватикана, «Exsurge Domine», происходит от его начальных слов, которые означают: «Встань, Господь, и рассуди мое дело». И далее папа продолжает: «Дикий кабан забрался в мой виноградник».
Согласно преданию, папа Лев Х говорил о Лютере и многое другое. Вы помните, все началось с того, что Лютер обнародовал свои 95 тезисов, которые послужили причиной возникновения серьезных богословских споров в Германии. Затем эта волна разногласий перекинулась на Европу. Споры достигли Ватикана в Риме, привлекли внимание Льва Х, и тогда он сказал: «А, Лютер — пьяный немец. Он изменит свое мнение, когда протрезвеет».
Я рассказываю об этом, чтобы привлечь ваше внимание к тому, что в богословских спорах 16 века было принято обсуждать вопросы не в спокойной и вежливой форме диалога, но, скорее, в жестких и резких выражениях. Если вы почитаете документы, отражающие мнение обеих сторон, вам покажется, что оппоненты весьма безжалостны в своих нападках друг на друга. Но даже в условиях этой несдержанности Лютер сумел выделиться своим темпераментом. Он был таким надменным, таким взрывным, а иногда таким грубым, что люди даже высказали предположение, что он страдал психическим расстройством. Эту тему я и хочу предложить вашему вниманию сегодня — мнение психоаналитиков 20 века, которые обвиняют Мартина Лютера в сумасшествии. И если вы — протестант и если данный приговор верен, это означает, что ваши религиозные убеждения исходят из доктрин, основателем которых являлся сумасшедший. Интересно отметить, как историки могут вернуться в прошлое и выносить свой приговор тому, что происходило 2 тысячи лет назад. Некоторые современные психоаналитики настолько уверены в себе, что считают возможным перевернуть страницы истории и на таком большом расстоянии взять на себя смелость поставить диагноз человеку, жившему 400 или 500 лет назад. Среди этих людей есть специалисты, поставившие Лютеру диагноз, — безумие, или сумасшествие.
Но я хочу спросить — почему? Что такого люди увидели в Лютере, что могло навести их на мысль о его безумии?
Я уже говорил о чрезвычайной несдержанности Лютера. Например, в ответ на критику Эразма Роттердамского он написал книгу «О рабстве воли», ставшую довольно известной. Обращаясь к Эразму, Лютер, например, мог сказать: «Эразм, вы глупец, вы тупой идиот». Он писал: «Отвечать на ваши доводы — совершенно напрасная трата времени... Мне кажется возмутительным рядить эту бульварщину в одеяния такого редкостного красноречия — все равно как таскать садовый мусор или навоз на золотых и серебряных блюдах». Вот такой язык использовал Лютер в своих богословских спорах.
Но Лютер страдал не только от несдержанности своего языка. Он сильно переживал по поводу своего здоровья. Он был явным ипохондриком, всю свою жизнь страдал от различного вида неврозов, что отражалось на состоянии его желудка, все это было взаимосвязано. У него были камни в почках, он предсказывал свою смерть шесть или семь раз. Каждый раз, когда у Лютера возникала желудочная боль, он был уверен, что умрет от этого. Он всегда с ужасом ожидал момента, когда небесные гончие схватят его и поволокут на суд. У него было множество фобий. Об этом ходят легенды. Он боялся гнева Божьего так, как, пожалуй, никто другой. Еще в начале священнического служения кто-то спросил его: «Брат Мартин, ты любишь Бога?»
Вы знаете, что он ответил? Он сказал: «Люблю ли я Бога? Вы спрашиваете, люблю ли я Бога? Да я иногда Его ненавижу. Порой мне кажется, что Христос — это не более чем грозный судья, Который приходит, держа в руке меч».
Представьте себе молодого человека, готовящегося к служению и заявляющего, что временами он ненавидит Бога. Эта его ненависть была неразрывно связана с парализующим страхом, который Лютер испытывал по отношению к Богу.
Мы знаем, что отец Лютера хотел, чтобы Мартин стал адвокатом. Старый Ганс Лютер был довольно преуспевающим рудокопом. Он скопил достаточно денег, чтобы отправить своего сына в самую лучшую юридическую школу на континенте. Еще, будучи студентом юридического факультета, тот проявил себя как один из самых блестящих умов в области юриспруденции во всей Европе.
Однажды, когда Лютер возвращался домой верхом на лошади, погода внезапно испортилась. Гроза настигла его посреди поля. Сверкала яркая молния, гремел оглушительный гром, и вдруг сильный разряд молнии ударил так близко, что Лютера сбросило с лошади на землю. Он даже ощупал свое тело, чтобы убедиться, что все еще жив. Поняв, что едва избежал смерти, он вскричал: «Пресвятая Мария, помоги мне, и я стану монахом».
Он воспринял это чудесное спасение от неминуемой смерти как божественное предзнаменование и призыв к служению. Поэтому он, к величайшему неудовольствию своего отца, бросил юридический факультет и ушел в монастырь, где стал готовиться к посвящению в сан священника.
Должен сказать, что немного найдется людей на белом свете, которые бы отреагировали, таким образом, на разряд молнии. Несколько лет назад недалеко от Чикаго проходил чемпионат по гольфу «Открытый запад». Молния ударила рядом с тремя профессиональными игроками. Одним из них был Ли Тревино. Они все пережили достаточно серьезное потрясение, и вскоре после этого происшествия Ли Тревино появился на телевизионном ток-шоу в ночной программе. Ведущий спросил его: «Мистер Тревино, чему вас научил этот случай, когда вас чуть не убила молния?» Тревино улыбнулся и ответил: «Этот случай научил меня, что если Всемогущий решил забить во все лунки, то лучше убраться с Его пути». Затем он добавил: «Кроме того, я знаю, что делать в следующий раз, когда меня застанет гроза». Ведущий спросил: «Что же вы станете делать?» Спортсмен ответил: «Во время грозы мне нужно было держать над головой металлическую клюшку». Ведущий удивился: «Зачем? Ведь металлическая клюшка сработает как громоотвод?» На что Тревино сострил: «Потому что в нее даже Богу не попасть!»
Итак, Тревино отреагировал с присущим ему остроумием и дерзостью. Но сходный случай полностью изменил жизнь Лютера, он ушел в монастырь, бросив свою карьеру адвоката. Не из любви к Богу, но из страха перед гневом Божьим.
Но вот, наконец, наступил день, когда Лютер должен был вступить в свои полномочия как священник.
Он готовился отслужить свою первую мессу. К тому времени и отец, и вся семья смирились с решением Лютера стать священником. Ганс Лютер сам присутствовал на первом богослужении своего сына. Вы знаете, что Лютер уже проявил себя как выдающийся ученый и красноречивый оратор. Люди с нетерпением ждали его выхода и отправления первой мессы.
Прежде всего, я должен сказать, что в римской католической церкви во время проведения мессы, по убеждению католиков, происходит божественное сверхъестественное чудо. Во время молитвы освящения хлеба и вина в евхаристии (а эту молитву освящения читает только тот, кто прошел положенный обряд посвящения), итак, во время молитвы освящения происходит чудо, которое называется пресуществлением. Внешний вид хлеба и вина остается прежним, никто не может видеть зримых изменений, происходящих в них, но римские католики верят, что происходит изменение их сущности, пресуществление, то есть существенное изменение. А это значит, что существо хлеба и вина меняется и превращается в существо самого тела и крови Христа, в то время как внешние свойства, то есть видимые качества хлеба и вина остаются прежними. Происходит чудо.
Лютер долго готовился к этому важному моменту в своей жизни. Он должен был прочитать над хлебом и вином свою первую молитву освящения, чтобы произошло божественное чудо и после молитвы сына рудокопа в его руках уже были бы не хлеб и вино, не обычные элементы земной материи, но само святое тело и кровь Иисуса Христа.
Наступил тот момент мессы, когда нужно было прочитать молитву, и все ждали, когда Лютер произнесет слова освящения. Он дошел до этого места в молитве и в тот самый момент всегда такой самонадеянный, уверенно державшийся на публике человек вдруг застыл. Он начал дрожать, его рот открывался, губы шевелились, но слов не было. Все присутствующие молчаливо призывали молодого священника продолжать, отец чувствовал крайнюю неловкость, испытывая досаду оттого, что его сын не мог провести такую простую мессу и прочитать молитву, которую заучивал тысячи раз.
Все решили, что он просто забыл слова. Но Лютер не забыл слов. Наконец он промямлил их, быстро закончил службу и отошел от алтаря в величайшем смущении. Позже он объяснил, что с ним все было в порядке, просто он начал размышлять о том, что он, обычный грешник, вдруг набрался неслыханной наглости и взял в свои оскверненные руки драгоценное тело и кровь Христа. Лютер настолько остро почувствовал себя недостойным, что застыл и не мог владеть собой.
О Лютере рассказывают много историй, что свидетельствует о явно неординарном характере и поведении этого человека. Мы помним, что, после того как Реформация уже шла полным ходом, между кальвинистами и лютеранами разгорелся спор о Вечере Господней и руководители этих двух важных течений в протестантизме делали все возможное, чтобы прийти к соглашению по данному вопросу. Они встретились на очень важном симпозиуме и там, когда обсуждали свои разногласия, Лютер стал настаивать на материальном присутствии тела Христа в праздновании Вечери Господней. Он начал стучать кулаком по столу и выкрикивать: «Hoc est corpus meum. Hoc est corpus meum», чтобы привлечь к себе внимание. Лютер не спорил, не обсуждал, он просто повторял снова и снова: «Это мое тело».
Говорят, что самым убедительным признаком его безумия была явная склонность к мании величия. Как еще можно объяснить тот факт, что человек стремится низвергнуть все авторитетные структуры современного ему мира? Одинокий молодой священник противопоставил себя всем сильным мира сего, он восстал против власти церкви, против папы, он спорил в Лейпциге, он спорил с Мартином Экком, он спорил с кардиналом Каэтаном, он вступил в спор с папой, и, наконец, вся эта история подошла к логическому завершению, когда Лютера пригласили на императорский совет в Вормсе. В Вормсе Лютера подвергли допросу и предложили отречься от написанных им произведений. Он стоял перед судом не только религиозных, но и светских властей. Лютеру были выданы специальные документы, которые давали возможность безопасного перемещения. Его спросили еще до суда: «Что ты скажешь в Вормсе?» Он ответил так: «Раньше я говорил, что папа — наместник Христа на земле. Теперь я говорю, что папа — противник Христу и апостол дьявола». То есть, так он говорил до суда. Его слова никак не назовешь тактичными и дипломатичными.
Итак, весь мир наблюдал, как в Вормсе начиналось это великое представление. Лютер вошел в зал. Голливудские режиссеры увидели бы это такими глазами: Лютер твердым шагом вошел в зал и встал в центре, приковав к себе внимание всех присутствующих. На него с галереи смотрели сверху вниз самые авторитетные церковные и государственные мужи. Со своего возвышенного места встал инквизитор, прочитал обвинения и, указывая на книги, стоявшие на столе рядом с Лютером, спросил: «Отрекаешься ли ты от этих книг?»
Голливуд бы представил ответ Лютера так: Лютер смело посмотрел вверх и увидел представителей святой Римской империи, немецких принцев, епископов и представителей курии в Риме и сказал: «Если меня не убедят в обратном Священное Писание и неопровержимые доводы разума, я не отрекусь. Моя совесть в плену у Слова Божьего. Идти против совести — и неправильно и небезопасно. На том стою, и не могу иначе. Боже, помоги мне». И, бум! Наступила Реформация.
Но все произошло не совсем так.
На самом же деле, когда Лютеру задали вопрос: «Отрекаешься ли ты от своих книг?», вы знаете, что он ответил? Лютер ответил на вопрос, но никто в зале не расслышал его слов. Все стали переспрашивать друг друга: «Что он сказал? Что он сказал?» — «Скажи громче, Лютер. Что ты сказал? Отрекаешься ли ты от своих книг?» Он посмотрел на власть имущих и ответил: «Дайте мне время на то, чтобы подумать». Лютер не знал, прав ли он.
Ему дали дополнительное время, 24 часа. Он ушел в свою келью, ужинал в одиночестве и размышлял. В ту ночь Лютер написал молитву, которая сохранилась до сего дня. Мне бы хотелось прочитать вам отрывок из этой молитвы, чтобы вы почувствовали острую боль и тоску души, которые пережил в ту ночь Мартин Лютер перед последним приговором. Для Лютера это был личный Гефсиманский сад. Он молился так:
«О Боже, Всемогущий, Вечный Бог! Как ужасен мир! Смотри, как он открывает рот, чтобы проглотить меня, и как слаба моя вера в Тебя! …О! Немощь плоти и сила сатаны! Если я буду полагаться на силу этого мира, то все кончено… Раздался похоронный звон… Приговор произнесен… О Боже! О Боже! О Ты, Боже мой! Помоги мне устоять против всей мудрости этого мира. Сделай это, молю Тебя. Ты должен это сделать... сделай это Своей могучей силой... Это дело не мое, а Твое. Мне тут нечего делать… Мне нечего делить с этими великими людьми мира сего! Я бы с радостью провел свои дни в мире и покое. Но это дело — Твое. И оно праведно и вечно! О Господи! Помоги мне! О верный и неизменный Боже! Я не полагаюсь на человека. Это всегда было напрасно! Все человеческое непрочно, все исходящее от человека обречено на провал. Боже мой! Боже мой! Разве Ты не слышишь? Боже мой! Разве Ты больше не живой? Нет, Ты не можешь умереть. Ты только скрываешься. Ты выбрал меня для этой работы. Я знаю это!… Значит, Боже, исполни Твою собственную волю! Не покинь меня, ради Твоего возлюбленного Сына, Иисуса Христа, моего щита, моей опоры, моей крепости...». И так далее.
А назавтра, когда Лютер вернулся в зал, где заседал совет, и инквизитор вновь задал ему тот же вопрос: «Брат Мартин, ты отрекаешься от своих книг?» Лютер колебался минуту, а затем сказал: «Если меня не убедят в обратном Священное Писание и неопровержимые доводы разума, я не отрекусь. Моя совесть в плену у Слова Божьего. Идти против совести — и неправильно и небезопасно. На том стою, и не могу иначе. Боже, помоги мне». Мания величия? Собственное тщеславие? Может быть.
Образ жизни Лютера давал людям повод считать также, что он был не совсем нормален.
Во время его пребывания в монастыре он, как и все остальные монахи, по существующим правилам должен был постоянно исповедоваться в грехах своему духовному отцу-наставнику. По заведенному порядку другие братья шли в исповедальню и говорили: «Отец, я согрешил, и вот я пришел покаяться». Духовный отец спрашивал: «Что же ты сделал?» — «Прошлой ночью после отбоя я зажег свечу и прочитал лишние три главы из псалмов, чего я не должен был делать». Или: «Вчера во время обеда я возжелал куриную ножку на тарелке у брата Генри». Я хочу сказать, как еще можно грешить в монастыре? Эти парни каялись в своих грехах, и духовный отец обычно говорил им: «Прочитай столько-то молитв, выполни эту епитимью, то есть наказание» и отправлял монахов выполнять назначенную им работу.
Но когда приходил со своей исповедью Лютер, он говорил: «Отец, прости мне, ибо я согрешил. Прошло 24 часа со времени моей последней исповеди». И он начинал перечислять все грехи, которые совершил за прошедшие 24 часа. На это уходило не 5 минут, не 10. Даже не полчаса, а 2 часа, иногда три или четыре, до тех пор, пока настоятели монастыря не стали терять терпение. Они стали жаловаться и говорили: «Брат Мартин, прекрати эту чрезмерную озабоченность своими мелкими грешками. Если ты хочешь в чем-нибудь исповедоваться, сначала согреши по-настоящему». Но Лютер продолжал совершать мелкие грешки и каяться, пока руководители не заподозрили, что он отлынивает от работы. «Ты что, стараешься провести побольше времени в исповедальне, вместо того чтобы выполнять свои задания?» Но его духовник понимал, что Лютер относился к исповеди очень серьезно.
Позже Лютер признался, что когда он выходил после трех- или четырехчасового марафона и слышал слова священника: «Твои грехи прощены», то чувствовал необычайную легкость и радость на сердце. Он возвращался в келью, но вдруг вспоминал, что не покаялся в каком-то одном грехе. И вся радость и весь мир покидали его.
Это действительно ненормально, по мнению современных психиатров, потому что мы все понимаем, что у человека есть врожденный механизм защиты от предъявляемых совестью обвинений. Мы все прекрасно умеем оправдать себя и свои грехи.
Говорят, между безумством и гениальностью очень тонкая грань. Гении могут переходить эту границу помногу раз в любом направлении. Я подозреваю, так происходило и с Лютером. Психиатры не обратили внимание на один факт в жизни этого человека: до изучения богословия Лютер уже был выдающимся знатоком юриспруденции. Он использовал свои отточенные знания законов и применил эти знания к законам Бога.
Когда он взглянул на Божьи законы и осознал, что совершенный Бог требует, чтобы и мы стали святы и чисты, когда он дал себе оценку в свете святого закона Бога, то просто не мог выдержать результатов своего анализа. Он продолжал оценивать себя, сравнивая не с другими людьми, но, соразмеряя себя с Божьими требованиями, стараясь поступать по стандартам характера Бога, праведности Бога. Он видел себя настолько безобразным по сравнению с праведностью Бога, что через некоторое время начинал ненавидеть саму мысль о праведности Божьей.
Будучи профессором богословия, однажды вечером он готовился к лекциям в университете Виттенберга. Лютер готовил лекцию по учению Апостола Павла по Посланию к Римлянам. Он изучал первую главу и комментарий, тот отрывок, который Августин написал за несколько столетий до этого, затем дошел до 1 главы Послания к Римлянам и прочитал: «В нем открывается правда (или праведность) Божия от веры в веру, как написано: «праведный верою жив будет». И внезапно эта мысль прорвалась в его разум осознано и четко. Он понял, что в этом стихе говорится не о том, что Бог есть сама праведность, но речь идет о той праведности, которую Бог дает вам и мне даром, не по нашим заслугам, но дает любому, кто доверится Христу. Каждый, кто придет ко Христу с верой и доверием, получает это покрывало праведности Христа. Лютер об этом говорил так: «Впервые в жизни я понял, что мое оправдание, мое положение перед Богом зависит не от голой моей праведности, которая никогда не удовлетворит строгие требования Бога, но мое оправдание всецело и полностью основано на праведности Иисуса Христа, за которую я держусь, доверившись Ему верой».
Он сказал: «Когда я понял это впервые в жизни, тогда я первый раз понял Евангелие и увидел, как двери рая настежь распахнулись передо мной, и я смело вошел в них». И с того дня Лютер говорил всему миру, папе и совету, царям и простым людям: «Праведный верою жив будет» — оправдание только верой. Если Бог свят, а я нет, если оправдание верой и есть пункт, на котором стоит или падает церковь, РАЗВЕ ЭТО БЕЗУМИЕ?
Господа, если это безумие, я молю, чтобы Бог прислал на землю армию таких безумных людей, чтобы Евангелие не угасло и люди могли понять, что в присутствии святого Бога мы, оскверненные и нечистые, можем быть оправданы только тем, что Бог, не нарушая Своей праведности, предложил нам праведность Своего Сына, Иисуса Христа, как покров для наших грехов, «чтобы верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Это есть то Евангелие, за которое Лютер был готов умереть.
